Она шла мне на встречу. Одетая во все черное, перерезанная пополам серебреным поясом, покачивающая длинной, ниже колен, юбкой, с осторожностью вымерявшая каждый шаг. Она шла такая воздушная, невзирая на мрачность, такая похожая на ожившую героиню стихов, сидящую осенью на пустых аллеях с ненаписанными книгами или рисующую простым карандашом в блокнотах несуществующие страны, а зимой прячущаяся от ненавистного холода у домашнего камина, кутающуюся в колючий плед. Ее силуэт привлекал взгляды всех, кто мог видеть, но мне, конечно, казалось, что лишь я был способен истинно оценить всю красоту ее природы. Она медленно шла мне на встречу, так, будто ей было совсем некуда спешить. И мы поравнялись. И не улыбнулись друг другу. И я понял, что она никогда не полюбит меня и никогда не любила, потому как мы незнакомы и не увидимся больше. И я понял, как это замечательно, что я не увижу ее, стоящей у плиты, не увижу нянчащей капризных детей, утирающей им носы и несчастной от того, что этот мир не способен ответить взаимностью на совершенство. Она прошла, а я обернулся и еще долго смотрел в след уходящей мечте. А потом я закрыл на секунду глаза и пошел своей прежней дорогой в пустую квартиру с истертым паркетом и скатертью с не отстирывающимися пятнами вина.